культурная история страха

[avva]

Я перечитываю рассказы Хемингуэя. Замечательный "Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера" весь посвящен мужеству и трусости. Американская супружеская пара путешествует в сафари с гидом-британцем; муж проявляет трусость перед лицом опасности (раненый лев), и все вокруг него единодушно его презирают, включая жену.

Это 36-й год. Всего тридцать лет спустя, в "Уловке-22", главный герой Йоссариан панически боится вражеского зенитного огня и не стесняется этого, и остается весьма положительным героем. Что-то изменилось в середине 20-го века - между этими двумя датами или может чуть раньше (мне кажется, это началось уже после Первой Мировой, а Хемингуэй с его мачизмом казался уже в 30-х отзвуком прошлых времен). Нет, мы продолжаем восхищаться мужеством и храбростью. Но есть два отличия, две особенности нашей культуры, которые предыдущие поколения не поняли бы:

- трусливость не является более абсолютно дисквалифицирующим качеством для мужчины, при котором возможно лишь презрение. Можно быть в чем-то трусом и одновременно все же положительным героем.

- мы не стесняемся того факта, что чего-то боимся, и открыто об этом говорим.

Эти две особенности связаны друг с другом, конечно, но и отличаются тоже. Можно бояться, но не быть трусом. Это кажется очевидным, трюизмом, но на самом деле, полагаю, это очень современная мысль. Мы выработали клише (хотел бы я знать, когда и где оно зародилось), у которого есть много разных формулировок, но примерно оно выглядит так: настоящее геройство и настоящая храбрость - это когда ты боишься, но все равно делаешь, что нужно. Опять-таки, звучит очень правильно и универсально, но показалось бы чепухой людям начала 20-го века или раньше. Для них это слишком сложное, "постмодернистское" что ли построение: храбрость через страх. Признание самого факта страха было для них невыносимо постыдным.

Вот из "Войны и мира":

Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. "Я не могу бояться", подумал он и медленно слез с лошади между орудиями.

Видите, князь Андрей не строит теорий о том, что вот он боится, ну и что, все боятся, главное - все равно наперекор боязни делать, как надо. Нет, для него сама мысль о том, что он боится, невыносима.

Недавно я писал о фильме "Хоббит" и о сцене в нем, о которой сразу ясно, что это вставлено Голливудом, а в книге такого быть не могло. Нечто подобное есть и в фильме "Властелин колец". Арагорн произносит там такую речь перед войском, незадолго до последнего сражения с полчищами Мордора:

Hold your ground! Hold your ground! Sons of Gondor! Of Rohan! My brothers! I see in your eyes the same fear that would take the heart of me. A day may come when the courage of men fails, when we forsake our friends and break all bonds of fellowship. But it is not this day. An hour of woes and shattered shields when the age of Men comes crashing down. But it is not this day! This day we fight! By all that you hold dear on this good Earth, I bid you stand! Men of the West!

Это все замечательно, много пафоса (и я даже не издеваюсь - мне нравится), но подумайте - Арагорн говорит воинам, что видит страх в их глазах? Он признается, что этот же страх стремится овладеть его сердцем, т.е. что он его тоже чувствует?

Конечно же, этого не могло быть у Толкина. Чтобы Арагорн публично хоть как-то намекнул на чувство страха перед боем - это немыслимо, абсолютно немыслимо. Его бы собственные воины, мягко говоря, не поняли. Стащили бы с лошади, забили ногами до смерти и заменили на настоящего героя.

Может, написал кто-то культурную историю страха и трусости, и проследил, что именно случилось с ними в 20-м веке; а если не написал, хорошо бы написать. Интересно же, как это случилось и почему.

Comments

[autrement-que.livejournal.com]

мне кажется, что это связано с вымыванием понятия чести - как арете, как античной добродетели


у человека 19 века (да и у Хэмингуэя) была честь, которую можно было потерять только вместе с жизнью, а у человека 20 века никакой чести нет.
И поэтому женщина 19 века должна была умереть, но не быть изнасилованной (потеря чести), а для женщины 20 века дело чести (если можно так выразиться) пережить изнасилование и психологически восстановиться. Полная параллель с эволюцией мужества и страха, если угодно. Другое представление о человеке в целом.

[fionochka.livejournal.com]

1. Мне кажется, что в "Войне и мире" поведение Николая Ростова в первой бою (когда он бежал в кусты от французов, был ранен и бесславно ехал на телеге), с последующим развитием его характера (и с явной симпатией автора к Николаю) - как раз о том, что слабость (трусость) не постыдна и ее можно испытывать.
2. У Дюма в "Королеве Марго" говорится о Генрихе Наваррском:
Генрих не отличался храбростью, но у него было Другое, более ценное качество – сила духа: он боялся опасности, но с улыбкой шел ей навстречу в сражении – в открытом поле, при свете дня, на глазах у всех, под резкую гармонию труб и вибрирующую, глухую барабанную Дробь... А здесь он был безоружен, одинок, взаперти, в полутьме, где еле-еле можно было разглядеть врага, подкравшегося незаметно, и сталь, готовую разить. Эти два часа остались, пожалуй, самыми жестокими часами в его жизни.

[tacente.livejournal.com]

Интересно, да. (И Толстой-то всё понимает.) Я смотрю иногда сериал The Mentalist -- неплохой, но не более того; там главный герой, человек по-своему бесстрашный, изображен физически трусливым. Я часто думаю, что это даже для нашего времени в этом жанре довольно смело.

[alerud.livejournal.com]

Уже у Дюма описывается, как положительный герой труслив и не стесняется того факта, что чего-то боится, и открыто об этом говорит :)
45.
"Увы! Я весьма неохотно обнажаю шпагу, я отнюдь не храбрец, и все мое естество возмущается при каждом выстреле из аркебуза. Шико, дружище, не насмехайся чрезмерно над несчастным Беарнцем, твоим соотечественником и другом; если я струхну и ты это заметишь - не проболтайся!
- Если вы струхнете - так вы сказали?
- Да.
- Значит, вы боитесь, что струхнете?
- Разумеется.
- Но тогда, гром и молния! Если у вас такой характер - какого черта вы впутываетесь во все эти передряги?
- Что поделаешь! Раз это нужно!"
и далее.

[avla.livejournal.com]

Ну просто прогресс гуманизма и больше ничего, я так считаю.
Раньше было хорошо геройствовать в покорении природы и соседних народов, а теперь покорять природу и народы не принято, а более достойным считается обустроить жизнь вокруг себя.

[qehgt.livejournal.com]

Всё-таки в первом рассказе главный персонаж бросил всех в опасности и убежал. Это осуждалось всегда, и сейчас тоже.
Проводить знак равенства между "трусость" и "показывать страх" не надо.

[avva.livejournal.com]

А Йоссариан дезертировал, т.е. тоже "бросил всех в опасности и убежал". Да, это не одно и то же, я понимаю, но все же. И еще: мне кажется, что главное презрение в рассказе все-таки из-за очевидной трусости самой по себе, а не "бросил других в опасности". Гид начинает на него косо смотреть, уже когда он опасается выйти из машины, чтобы стрелять во льва издалека, когда никакой общей опасности нет.

Но вы правы насчет знака равенства; возможно, я не вполне легитимно совместил эти два понятия в одной записи, хоть и постарался в одном месте подчеркнуть, что это не одно и то же. Просто мне видится общее развитие в одну сторону в них.

[teddee.livejournal.com]

Солдата Швейка не пробовали с Арагорном сравнивать?

[grihanm.livejournal.com]

Ага, мне тоже показалось, что теория в посте несколько притянута за уши. Всё зависит от контекста.

[qehgt.livejournal.com]

Йоссариан, вроде, никого в опасности не оставлял, а дезертирством (и ещё кучей преступлений) ему угрожали, чтобы его отказ от полётов не подхватили другие лётчики и чтобы выгородить начальство.

[flisa.livejournal.com]

Фраза Андрея Болконского прочитывается, учитывая реалии языка того времени, как "мне нельзя бояться", то есть "я боюсь, но я не могу позволить себе сейчас дать воли этому чувству." Толстой был не против человеческого инстинкта самосохранения, не стыдно бояться за себя, любимого (выше приводился пример с Николаем Ростовым). Стыдно следовать исключительно этому инстинкту.
Может, подвинулись границы допустимой степени трусости, но всегда было дозволено испытывать страх перед грядущей опасностью. Лишь бы не мешало бить врага :).

[avva.livejournal.com]

В самом конце книги он собственно дезертирует.

[msh.livejournal.com]

Первая Мировая, первая большая война с призывной армией? Впервые воюют не профессиональные военные, stiff upper lip и все такое, а обычные люди.

[igorlord.livejournal.com]

Так в том-то и вопрос -- как меняется понятие о том что есть "честь" (нечто чего потеря делает жизнь "человека чести" невыносимой).

В одно время, бесстрашие было дело чести. В другие времена и в других местах -- дело чести был разаботок, который мог обеспечить семью. В других местах -- это воспитание достойных отпрысков. Еще вариант -- сохранение девственности до свадьбы (или, как вариант, "честь" -- это не сама девственность а отсутствие слухов о её отсутствии). Есть очень много вариантов определения "чести".

[dmzlj.livejournal.com]

Дак ведь Макомбер не просто боялся и показал свой страх --- он не сделал, что должен, послал вместо себя других. Нарушил кодекс охотника. В общем, облажался.

Что касается страха и трусости --- то интересные рассуждения есть в "Морском Волке" (1904) --- дискуссия Хэмпа и Волка Ларсена под обстрелом с
судна Смерти Ларсена. Там как раз об этом --- что можно бояться и
быть при этом храбрее того, кто вообще не боится.

[sereshka.livejournal.com]

Возможно, разница именно в сословиях: элита, со своими понятиями о чести, против простолюдинов? Выше уже упомянули Швейка - он очень приземленно о страхе говорит. Или Санчо Панса по сравнению с Дон Кихотом.

[grey-horse.livejournal.com]

Думаю, изменилось представление о ценности жизни. Поэтому изменилась оценка страха и много еще чего.
Сапковский забавно обыграл это в "Меньшем зле", поместив современную историю с захватом заложников в средневековый антураж.

[dalenae.livejournal.com]

мне кажется, после первой мировой войны это сдвинулось (хэмингуэй немного не вписывается в эту хронологию однако): например, у вульф в Mrs. Dalloway показано как человек разбит и напуган войной, и, если не ошибаюсь, в "На западном фронте без перемен" страх ничем не прикрыт. и у т. с. элиота, хоть и не про войну, но пруфрок мне вспомнился.

Мое имхо...

[oswald-lh.livejournal.com]

Хороший вопрос на знание новейшей истории.

Масштабы мясорубки Второй Мировой войны превзошли оные времен Первой Мировой в десятки раз, и стали просто несравнимы с масштабами бедствий Отечественной Войны 1812 года.

Во времена Арагорна может и было почетно пасть на поле брани. Во времена Йоссариана появилось понятие "расхода личного состава", которое куда страшнее и циничнее "красивого узора бомбометания" из "Уловки". Людей выносили полками и армиями, и героизм отдельного солдата уже не имел такого смысла, как наличие работающих средств связи и доступность средств поражения.

Одновременно с повышением уровня образованности и ростом гуманизма в простом обществе (например, отмена смертной казни стала возможной только в середине 20 века) на порядки выросла эффективность уничтожения людей на поле боя, которое от того стало еще более лишенным смысла. А потому понятие проявления мужества в бою перестало быть красивым жестом из серии не лечь на земь у упавшего под ноги снаряда (что лично я всегда считал проявлением дворянского долбоебизма, из за которого и потеряли Россию с хрустом французской булки). Проявлением мужества времен WW2 стало удержать штурвал на секунду побольше с распоротым животом и выпадающими внутренностями, либо просто подняться в воздух неся на себе за один вылет ту же пару тонн бомб, что упало на противника за одно Бородинское сражение.

Как-то так.

[dalenae.livejournal.com]

кстати, да, по моему и пьер тоже показан боящимся. это просто андрей такой специфический персонаж, довольно честолюбивый и зацикленный на себе, по крайней мере в первых книгах.

[yucca.livejournal.com]

У Голсуорси в "Последней главе" все презирают героя за то, что он обратился в мусульманство под угрозой смерти - причем если б он обратился по собственному желанию, никто б и слова не сказал.
В 19-20 веках такое понятие о чести все же кажется очень британской идеей.

Как тут не вспомнить классическое

[cryinstone.livejournal.com]

"Я не трус, но я боюсь!" (ц, СССР-1961) :-)

[geish-a.livejournal.com]

На этой (похожей) дихотомии построена вся европейская культура. Кодекс героя vs. христианская мораль (которая в кодексе героя - презренная мягкотелость). Это Ахиллес против Гамлета.

Было об этом и раньше

[m-ustinov.livejournal.com]

-- Ну как про это не знать! Ах да, послушайте: если бы вас кто-нибудь вызвал на дуэль, что бы вы сделали? Я еще давеча хотела спросить.
-- Да... кто же... меня никто не вызовет на дуэль.
-- Ну если бы вызвали? Вы бы очень испугались?
-- Я думаю, что я очень... боялся бы.
-- Серьезно? Так вы трус?
-- Н-нет; может, и нет. Трус тот, кто боится и бежит; а кто боится и не бежит, тот еще не трус, -- улыбнулся князь, пообдумав.
-- А вы не убежите?
-- Может быть, и не убегу, -- засмеялся он наконец вопросам Аглаи.
Ф.М.Достоевский "Идиот" (1868) (http://az.lib.ru/d/dostoewskij_f_m/text_0070.shtml)

[v-potemkah.livejournal.com]

Мне почему-то вспомнилось: http://www.ozon.ru/context/detail/id/4921680/

Не читала сама этот роман, но перевела его моя преподавательница испанского, так что могу поручиться, что перевод хороший. Это, конечно, fiction, но там есть размышления о природе страха, насколько мне известно.