секс и советская литература: 1936-й год.
Oct. 10th, 2001 08:05 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
avvaНижеследующий довольно-таки примечательный отрывок взят из повести некоего
"Ник. Зарудина"; повесть называется "В народном лесу" и напечатана в журнале Новый Мир, первая и вторая книги за 1936-й год.
Кто такой Ник.(олай?) Зарудин? Сетевой поиск приносит несколько случайных ссылок: он жил какое-то время в доме "аргонавтов" на Арбате, он был расстрелян в 1937-м году, и его (по-видимому) стихи включены в евтушенковскую антологию поэзии 20-го века. Антологии у меня своей нету, так что посмотреть стихи не могу. Ещё кто-нибудь может знает чего о нём? (update: ещё вот эта страница утверждает, что в тексте этой повести было произведено много купюр).
В отрывке, приведенном ниже, происходит следующее: Николай Леонидович, учёный экономист, приехавший в какое-то глухое село вместе со своей женой Ольгой Васильевной, изменяет ей с местной девкой Зоей (тоже Васильевной, между прочим). Год на дворе 28-й.
Он нагнал её в орешнике, у куста, в жёлто-зелёном огне развесившего тенистый, лапчатый лист. Початки орехов в кудрявых штанишках там и сям оттягивали перепончатые навесы ветвей. Пятнисто лежало солнце в густой и яркой темноте у земли. Она стояла к нему спиной, нагибая лещину и обрывая мохнатые, ещё сочные связки плодов.
— Держите! — тихо сказала она не оборачиваясь, натыкаясь на него кулаком с орехами и ещё сильнее пригибая ветку. Он схватил её сзади, всю изогнувшуюся, чудовищно-явственную, от неё пахло речной сыростью. Она не выпускала куста, не говорила и глядела в небо. Потом, помогая ему пересилить естественную паузу, не сопротивляясь, тяжело дыша, сказала задумчиво: — Сильные грозы будут — орехов... ужасно много. — И вдруг, выпустив ветку, воровски оглянулась кругом, облизнула губы и бросила поспешно, как будто они давно знают друг друга: — Только бы папаша не узнал. Подожди, ты мне костюм порвал. Да не так! Ну вот, повесь его сюда.
И уже перекосило как-то её большой, свежий рот.
Дико заливались в потустороннем мире коршуны. Над ними роями кружились оводы, налетевшие отовсюду из затенённого распада трущоб. Когда они лежали, отдыхая, она дышала тяжело, почти равнодушная к нему, закрыв глаза. В лесу было тихо. "Вот ч-чорт!" — то-и-дело восклицал Николай Леонидович, ударяя себя по телу ладонями. Потом она снова укусила его в плечо... Гудели оводы. Она была — как этот летучий сонм, оголтело жужжащий в душном и гнилом застое чутьём горячей крови. Он изумился её требовательности, его изжалили проклятые насекомые, напрасно уже говорил он, что её могут хватиться родители.
"Ник. Зарудина"; повесть называется "В народном лесу" и напечатана в журнале Новый Мир, первая и вторая книги за 1936-й год.
Кто такой Ник.(олай?) Зарудин? Сетевой поиск приносит несколько случайных ссылок: он жил какое-то время в доме "аргонавтов" на Арбате, он был расстрелян в 1937-м году, и его (по-видимому) стихи включены в евтушенковскую антологию поэзии 20-го века. Антологии у меня своей нету, так что посмотреть стихи не могу. Ещё кто-нибудь может знает чего о нём? (update: ещё вот эта страница утверждает, что в тексте этой повести было произведено много купюр).
В отрывке, приведенном ниже, происходит следующее: Николай Леонидович, учёный экономист, приехавший в какое-то глухое село вместе со своей женой Ольгой Васильевной, изменяет ей с местной девкой Зоей (тоже Васильевной, между прочим). Год на дворе 28-й.
Он нагнал её в орешнике, у куста, в жёлто-зелёном огне развесившего тенистый, лапчатый лист. Початки орехов в кудрявых штанишках там и сям оттягивали перепончатые навесы ветвей. Пятнисто лежало солнце в густой и яркой темноте у земли. Она стояла к нему спиной, нагибая лещину и обрывая мохнатые, ещё сочные связки плодов.
— Держите! — тихо сказала она не оборачиваясь, натыкаясь на него кулаком с орехами и ещё сильнее пригибая ветку. Он схватил её сзади, всю изогнувшуюся, чудовищно-явственную, от неё пахло речной сыростью. Она не выпускала куста, не говорила и глядела в небо. Потом, помогая ему пересилить естественную паузу, не сопротивляясь, тяжело дыша, сказала задумчиво: — Сильные грозы будут — орехов... ужасно много. — И вдруг, выпустив ветку, воровски оглянулась кругом, облизнула губы и бросила поспешно, как будто они давно знают друг друга: — Только бы папаша не узнал. Подожди, ты мне костюм порвал. Да не так! Ну вот, повесь его сюда.
И уже перекосило как-то её большой, свежий рот.
Дико заливались в потустороннем мире коршуны. Над ними роями кружились оводы, налетевшие отовсюду из затенённого распада трущоб. Когда они лежали, отдыхая, она дышала тяжело, почти равнодушная к нему, закрыв глаза. В лесу было тихо. "Вот ч-чорт!" — то-и-дело восклицал Николай Леонидович, ударяя себя по телу ладонями. Потом она снова укусила его в плечо... Гудели оводы. Она была — как этот летучий сонм, оголтело жужжащий в душном и гнилом застое чутьём горячей крови. Он изумился её требовательности, его изжалили проклятые насекомые, напрасно уже говорил он, что её могут хватиться родители.
