таков транзит
Jul. 3rd, 2019 11:14 amВ конце 18 века жил в Шотландии поэт и философ по имени Джеймс Битти (James Beattie). Всю жизнь он прожил в Абердине (третьем по размеру городе Шотландии, после Глазго и Эдинбурга), там учился и преподавал в университете. Время от времени публиковал поэмы и философские трактаты.
В начале 1770-х что-то случилось, неуловимо повернулось в настроениях читающей публики, и несколько его книг очень всем понравились, особенно эссе "О природе и неизменности истины" (возможно, тем, что спорило с Давидом Юмом, которого как раз тогда не любили) и поэма "Менестрель". Им восхищались, хвалили, жаждали познакомиться в лучших домах столицы. В 1773-м году Битти решился на долгую поездку в Лондон, и провел там с женой полгода. За это время он всех увидел (включая короля, который пожаловал ему пенсию), получил почетную степень Оксфордского университета и побывал на всех приемах. Сразу по нескольким каналам стали хлопотать о более почетном и заметном месте для него, чем захолустный Абердин.
Битти вернулся домой и... что-то не пошло. Какие-то планы провалились, на другие, не столь престижные, он не захотел менять привычный дом и колледж. В общем, он остался в Абердине и продолжал писать трактаты и поэмы, но что-то опять неуловимо повернулось, и вся слава и известность как-то быстро просочились сквозь землю. Читающая публика нашла себе новых кумиров. Битти оказался прочно забыт.
Кроме одного обстоятельста. Во время своего путешествия в Лондон Битти вел очень подробный дневник, в котором записывал вообще все. Как он ехал из Абердина, на каких перекладных, с какими остановками. Как искал дом в Лондоне, чтобы арендовать на полгода, с кем торговался. Какая погода была каждый день, как он ходил туда-то, встречался с тем-то, где обедал, сколько стоило. Вообще все, очень подробно. И оказалось, что вот этот дневник очень пригодился историкам - столь подробных описаний повседневной жизни, столичных нравов и светских манер раз-два и обчелся. Нельзя сказать, чтобы он стал популярен (как другой дневник, Самуэля Пипса, написанный на сто лет раньше), но историки его знают, пользуются, читают. В отличие от поэм и трактатов, которые, кажется, уже очень давно не интересуют никого кроме ну уж совсем дотошных литературоведов той поры.
Вот такая история.
В начале 1770-х что-то случилось, неуловимо повернулось в настроениях читающей публики, и несколько его книг очень всем понравились, особенно эссе "О природе и неизменности истины" (возможно, тем, что спорило с Давидом Юмом, которого как раз тогда не любили) и поэма "Менестрель". Им восхищались, хвалили, жаждали познакомиться в лучших домах столицы. В 1773-м году Битти решился на долгую поездку в Лондон, и провел там с женой полгода. За это время он всех увидел (включая короля, который пожаловал ему пенсию), получил почетную степень Оксфордского университета и побывал на всех приемах. Сразу по нескольким каналам стали хлопотать о более почетном и заметном месте для него, чем захолустный Абердин.
Битти вернулся домой и... что-то не пошло. Какие-то планы провалились, на другие, не столь престижные, он не захотел менять привычный дом и колледж. В общем, он остался в Абердине и продолжал писать трактаты и поэмы, но что-то опять неуловимо повернулось, и вся слава и известность как-то быстро просочились сквозь землю. Читающая публика нашла себе новых кумиров. Битти оказался прочно забыт.
Кроме одного обстоятельста. Во время своего путешествия в Лондон Битти вел очень подробный дневник, в котором записывал вообще все. Как он ехал из Абердина, на каких перекладных, с какими остановками. Как искал дом в Лондоне, чтобы арендовать на полгода, с кем торговался. Какая погода была каждый день, как он ходил туда-то, встречался с тем-то, где обедал, сколько стоило. Вообще все, очень подробно. И оказалось, что вот этот дневник очень пригодился историкам - столь подробных описаний повседневной жизни, столичных нравов и светских манер раз-два и обчелся. Нельзя сказать, чтобы он стал популярен (как другой дневник, Самуэля Пипса, написанный на сто лет раньше), но историки его знают, пользуются, читают. В отличие от поэм и трактатов, которые, кажется, уже очень давно не интересуют никого кроме ну уж совсем дотошных литературоведов той поры.
Вот такая история.