avva | <1

Титульное эссе Less Than One Бродского, тоже случайно названное Less Than One, страдает от засилия местоимения one, непривычного для прозы 20 века.

As failures go, attempting to recall the past is like trying to grasp the meaning of existence. Both make one feel like a baby clutching at a basketball: one's palms keep sliding off.

Не знаю, когда именно эта конструкция стала казаться слишком чопорной и формальной; но к 1976 году, мне кажется, в эссе уже не ожидаешь обнаружить частое использование такого one, особенно несколько раз в одном предложении, когда первое упоминание вызывает к жизни это мифическое существо, этого абстрактного призрака one, а последующие отсылают к нему же, постепенно уплотняя и овеществляя его, так что к концу предложения он выглядит почти живым трупом.

A word's fate depends on the variety of its contexts, on the frequency of its usage. In printed Russian "yevrei" appears nearly as seldom, as, say, "mediastinum" or "gennel" in American English. In fact, it also has something like the status of a four-letter word or like a name for VD. When one is seven one's vocabulary proves sufficient to acknowledge this word's rarity, and it is utterly unpleasant to identify oneself with it; somehow it goes against one's self of prosody.

В одном предложении, кажется, сам Бродский не выдерживает давления этого фантома, и one волшебным образом трансформируется в современное you.

Yet one was constantly aware that the web one had woven was a web of lies, and in spite of the degree of success or your sense of humor, you'd despise yourself.

Возможно, все эти one действительно застыли перед взором читателя чередой туманных статуй в точности по замыслу автора, чтобы one отчетливее смог раскрыть перед one тему "Less than one". Тогда неслучайно то, что после судорожного перелома в пользу you местоимение one почти исчезает из текста эссе, уступая место многочисленным I, you, us - чтобы потом победоносно вернуться в рассуждении, как ни странно, о том, что такое "я", в одном из наиболее ярких моментов этого меланхоличного эссе.

I guess there was always some "me" inside that small and, later, somewhat bigger shell around which "everything" was happening. Inside that shell the entity which one calls "I" never changed and never stopped watching what was going on outside. I am not trying to hint at pearls inside. What I am saying is that the passage of time does not much affect that entity. To get a low grade, to operate a milling machine, to be beaten up at an interrogation, or to lecture on Callimachus in a classroom is essentially the same. This is what makes one feel a bit astonished when one grows up and finds oneself tackling the tasks that are supposed to be handled by grownups. The dissatisfaction of a child with his parents' control over him and the panic of an adult confronting a responsibility are of the same nature. One is neither of these figures; one is perhaps less than "one".

(тридцать лет спустя, one из лучших сегодняшних авторов добавит к одному из предложений этого абзаца: "Ужас вызывает не столько тот факт, что мы – взрослые, сколько тот факт, что взрослые – это, собственно, мы.")